Повесть З. Прилепина «Черная обезьяна» (2011), по одной из версий, лучшего писателя десятилетия (лауреат премии «Супер-Нацбест» (2012)), породила в критике множество параллелей, от Л. Леонова и М. Горького до братьев Стругацких, кроме, возможно, самой главной. И даже не параллели, а зерна, из которого, вероятно, и вырос прилепинский роман – пятнадцатого отрывка повести «Красный смех» (1904) Л. Андреева. Сюжетный стержень романа Прилепина – связанные логикой авторского замысла образы зловещих детей-убийц в разных временных блоках / пластах текста: дети-мутанты, ставшие объектами изучения в секретной лаборатории; детские воспоминания героя об убийстве голубей на чердаке; подростки, вырезающие подъезд жилого дома в подмосковном городке; таинственные «недоростки», истребляющие древний город; дети-воины, безжалостно уничтожающие миротворцев в африканской глубинке. В повести «Красный смех» дети-убийцы – кошмарный сон, привидевшийся одному из двух братьев-рассказчиков. В духе зловещего абсурда экспрессионистской поэтики своей повести Андреев выворачивает семантику освоенного русской литературой образа ребенка / детей: из жертв они превращаются в вездесущих неумолимых убийц. Кстати, гуманистической традиции в изображении детей Андреев отдал щедрую дань в своем раннем творчестве, поскольку изображение детства позволяло ему моделировать пограничные состояния – излюбленные андреевские ситуации. Все же стилистика сна-кошмара в «Красном смехе» не дает Андрееву оскорбить гуманистическую традицию – иное дело у Прилепина. Жестокие флэшбэки и вставные новеллы с участием детей-убийц – свидетельство «безумия и ужаса» реальности, если под реальностью понимать реальность экзистенциального опыта героя. Жанрово-смысловое постижение романа Прилепина критиками вылилось во множество формулировок. Психологический триллер? Детектив? Псевдоисторическое фэнтэзи? Политический памфлет? Фантастика? Гротеск? Пародия? Апокалиптическое видение?