Переплетение этики и эстетики составляет основу поразительного достижения Беллы Улановской. Какое добро и какую красоту можно обнаружить в советском мире, который описывается рассказчиком как разрушенный, оскверненный и несправедливый, а сам рассказчик повсюду чувствует свою отъединенность, хрупкость и смущение? Вместо того, чтобы воспарить в дали мифотворчества, как это сделали многие ее «неофициальные» писатели-современники, Улановская, напротив, «заземляет» свою прозу, обращаясь к эстетике чуткости, сострадания, слабости. Сочетая прямое высказывание, анализ, воспоминания и размышление, рассказы и повести Улановской исследуют разоренную деревню, отчужденный город, изменчивое, непостоянное «я». Эта проза обходится без нагнетания драматизма, повествовательных приемов и персонажей в традиционном смысле; она сосредоточена на мгновении, которое проходит, но не исчезает полностью; на переживаниях, которые оставляют неизгладимый след, а потом улетучиваются; на языке и литературе, которые преследуют подобно наваждению, обессиливают и служат опорой. Одновременно авангардное и народное, изощренное и простое, запутанное и прямое, творческое наследие Беллы Улановской – небольшое по объему, но чрезвычайно насыщенное, – как в миниатюре, отражает глубочайшие тенденции ленинградской неофициальной культуры 1960–1970-х годов.