«Случайная» деталь в мире А. П. Чехова: опыт анализа рассказа «Неприятность»
Доминика Золтан
Докладчик
аспирант
Будапештский государственный университет им. Этвеша Лоранда (ЕLТЕ)
Будапештский государственный университет им. Этвеша Лоранда (ЕLТЕ)
188
2016-03-18
17:30 -
17:50
Ключевые слова, аннотация
В докладе на примере
анализа рассказа «Неприятность» поднимается вопрос о роли «случайных» деталей у А. П.Чехова. Это произведение относится к «рассказам открытия» (В. Б. Катаев), в которых сюжетообразующим является разрушение схемы мышления героя, приводящее к
открытию хаотично-враждебной стороны
действительности. Принципиальную роль в изображении этого процесса играют
«случайные» детали. Интересную параллель к
чеховской технике представляет данная А. Камю характеристика абсурда («Миф о
Сизифе»). Однако у Чехова абсурдность изображенного мира не приводит к
абсурдности текста.
Тезисы
Анализ рассказа
А. П. Чехова «Неприятность» может быть построен с опорой на понятие «рассказ
открытия». Этот тип рассказа был описан В. Б. Катаевым [1]. Для подобного типа произведений
сюжетообразующим является разрушение схемы мышления героя, которое приводит к
открытию хаотичной, враждебной стороны действительности. У А. П. Чудакова
рассказ «Неприятность» со своими «ни с чем не связанными» маленькими эпизодами
и деталями упоминается в качестве прецедента поэтики случайности [2]. В рассказе главный герой, земский врач, вследствие
«житейской мелочи» теряет свое видение мира, и привычная, окружающая его среда
начинает казаться ему ложной, пошлой, глупой. Эта перемена демонстрируется именно через «случайные элементы», представленные на разных
уровнях текста.
Уже с самого начала рассказа мысли и разговоры врача часто перебиваются живыми, но «не относящимися к делу» подробностями. Если посмотреть отрывок, в котором показано, какой представляется доктору акушерка, можно заметить удивительную схожесть с описанием абсурдности происходящего у Альбера Камю. Доктор видит акушерку так: «Ее розовое ситцевое платье было сильно стянуто в подоле и от этого шаги ее были очень мелки и часты. Она шуршала платьем, подергивала плечами в такт каждому своему шагу и покачивала головой так, как будто напевала мысленно что-то веселенькое» [3]. Очень похожую сцену рисует Камю в своем эссе «Миф о Сизифе»: «В немногие часы ясности ума механические действия людей, их лишенная смысла пантомима явственны во всей своей тупости. Человек говорит по телефону за стеклянной перегородкой; его не слышно, но видна бессмысленная мимика. Возникает вопрос: зачем же он живет? Отвращение, вызванное бесчеловечностью самого человека, … — это тоже абсурд» [4].
В обоих случаях присутствует рациональное объяснение движениям (узкое платье, жесты при разговоре), но все же эти обыденные моменты кажутся чем-то очень странным, непонятным, отсутствует звук: «мысленное» пение акушерки и телефонный разговор за стеклом. «Случайные» элементы в рассказе Чехова создают такой же эффект в процессе осмысления текста читателем: как будто для понимания связи между деталями не хватает какой-то внутренней мелодии, смысловой линии.
Прежняя схема мышления разрушена, иерархии «важных» и «неважных» деталей исчезает — все окружающее доктора выражает глупость. Но само произведение Чехова не становится абсурдным, мир изображается таким образом, что абсурдность проявляется через восприятие реалистичных подробностей.
Список литературы:
[1] Катаев В. Б. Проза Чехова: проблемы интерпретации. М., 1979.
[2] Чудаков А. П. Поэтика Чехова. М., 1971.
[3] Чехов А. П. Полное собрание сочинений. Т. 7. С. 143–144.
[4] Камю А. Миф о Сизифе // Бунтующий человек. М., 1990. C. 31.
Уже с самого начала рассказа мысли и разговоры врача часто перебиваются живыми, но «не относящимися к делу» подробностями. Если посмотреть отрывок, в котором показано, какой представляется доктору акушерка, можно заметить удивительную схожесть с описанием абсурдности происходящего у Альбера Камю. Доктор видит акушерку так: «Ее розовое ситцевое платье было сильно стянуто в подоле и от этого шаги ее были очень мелки и часты. Она шуршала платьем, подергивала плечами в такт каждому своему шагу и покачивала головой так, как будто напевала мысленно что-то веселенькое» [3]. Очень похожую сцену рисует Камю в своем эссе «Миф о Сизифе»: «В немногие часы ясности ума механические действия людей, их лишенная смысла пантомима явственны во всей своей тупости. Человек говорит по телефону за стеклянной перегородкой; его не слышно, но видна бессмысленная мимика. Возникает вопрос: зачем же он живет? Отвращение, вызванное бесчеловечностью самого человека, … — это тоже абсурд» [4].
В обоих случаях присутствует рациональное объяснение движениям (узкое платье, жесты при разговоре), но все же эти обыденные моменты кажутся чем-то очень странным, непонятным, отсутствует звук: «мысленное» пение акушерки и телефонный разговор за стеклом. «Случайные» элементы в рассказе Чехова создают такой же эффект в процессе осмысления текста читателем: как будто для понимания связи между деталями не хватает какой-то внутренней мелодии, смысловой линии.
Прежняя схема мышления разрушена, иерархии «важных» и «неважных» деталей исчезает — все окружающее доктора выражает глупость. Но само произведение Чехова не становится абсурдным, мир изображается таким образом, что абсурдность проявляется через восприятие реалистичных подробностей.
Список литературы:
[1] Катаев В. Б. Проза Чехова: проблемы интерпретации. М., 1979.
[2] Чудаков А. П. Поэтика Чехова. М., 1971.
[3] Чехов А. П. Полное собрание сочинений. Т. 7. С. 143–144.
[4] Камю А. Миф о Сизифе // Бунтующий человек. М., 1990. C. 31.