Жанр «живых картин» традиционно рассматривается историками культуры в рамках исследований театральной культуры. Методические пособия и рекомендации по постановке живых картин во множестве выпускались и в XIX веке, и в первой четверти XX века. В докладе анализируются три издания 1870, 1902 и 1909 года. Цель работы: проанализировать структуру книг-объяснений живых картин и сравнить ее со структурой экфрасиса.
Эти книги существуют в тесной связи с картиной или постановкой. Перед нами книги не для чтения, но для постановки и устной декламации. Они существуют в тесной связи с образом (представленной живой картиной), устной речью (декламацией) и живой коммуникацией участников и зрителей. Цель этой коммуникации не создание нового знания, но повторение знакомых формул, образов, символов. Речь идет о воспроизводстве культурных образцов, которые обеспечивают непрерывность культурной памяти. Воспроизводство культурной памяти, обеспечивающее повторение с вариациями, предполагает использование типовых форм и формул. Одной из таких речевых и поведенческих форм являлась живая картина. Ее воспроизводство обеспечивали практики развлечения, методические рекомендации постановки этих картин, готовые визуальные образы, знакомый алгоритм постановки с помощью подручных средств.
Издания, сопровождающие «живые картины», имеют общие черты с дидактическим пособием, детской книгой и театральной программкой к спектаклю. В обобщенном виде они включают (1)описание живой картины, (2) рассказ о персонажах, (3) программу, в которую она вписывается, (4) способ создания живой картины или ее подготовки, (5) время и место постановки, (6) поводдля постановки, (7) рисунок или фотографию с изображением картины.
Что общего в описаниях живых картин с экфрасисом? Прежде всего словесное описание визуального образа. Экфрасис – это «описательная речь, отчетливо являющая глазам то, что она поясняет» [Н. Брагинская]. Но если экфрасис – «это “перевод” с языка изобразительного на язык словесный», то описания живых картин преследовали прямо противоположную цель: они переводили с языка словесного (стиха, прозы, драмы) на визуальный язык, язык образа. При этом целый ряд выделенных Н. Брагинской структурных черт экфрасиса обнаруживает сходство с некоторыми структурными элементами описаний живых картин. Авторы книг берут на себя функции «экспликатора», поясняющего смысл изображения. Но вместо призыва «Погляди!» в детских изданиях появляется призыв «Сделай!». Описание получает перформативную функцию. Текст описания становится не только дидактическим, но и побудительным. Можно предположить, что дидактические функции экфраcиса нашли «зеркальное» отражение в создании живых картин. Перформативность речи служит «мостиком» к перформативности действия.