А. Солженицын в своем десятитомном романе «Красное колесо», посвященном Русской революции и её последствиям, ведет спор с толстовской историософией, развернутой в романе «Война и мир», согласно которой ключевую роль в историческом процессе играют «дифференциалы истории», т.е. «однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами», воля же отдельно взятых индивидов, включая правителей, не может оказывать решающего влияния на ход глобальных событий. Идеальным военачальником и государственным деятелем предстает у Толстого созерцательный, неизменно воздерживающийся от решительных шагов Кутузов. Солженицын же считал подлинной движущей силой истории отнюдь не стихийно-бессознательные импульсы народных масс, а целенаправленную и решительную деятельность лидеров, пассионарных личностей. Принципиальные расхождения Солженицына с Толстым находят особенно яркое выражение в резко противоположных подходах двух писателей-идеологов к фигуре П. Столыпина. Автор «Войны и мира», как известно, относился к Столыпину однозначно негативно, ибо был убежден, что сугубо административная, рассудочная деятельность российского премьер-министра была основана на полном игнорировании «дифференциалов истории». Между тем Солженицын видел в Столыпине поистине великого деятеля, единственного представителя тогдашней политической элиты, который был способен спасти страну от революционного катаклизма. В десятитомном романе «Красное колесо» Солженицын трактует убийство Столыпина в качестве катастрофического события, развернувшего ход национальной истории. Как подчеркивается в «Красном колесе», причиной победы революционных сил стало то обстоятельство, что на их стороне оказалось множество пассионарных индивидов, подобных Ленину и Троцкому, тогда как защитники российской государственности были поражены атрофией воли. Изображая в «Красном колесе» основные судьбоносные процессы начала ХХ века, Солженицын зачастую предлагает читателю вообразить на месте инертных российских сановников и военачальников твердых и решительных деятелей, подобных Столыпину, и на этой основе представить, в духе так называемой альтернативной истории, иные, более благополучные варианты развития событий.